дал совершиться злому делу. Ее Величество Мария из ревности святой нашей вере, а также из желания пребывать любимой дочерью Ваших Величеств, твердо противустала гнусным замыслам. Лорду же протектору я счел нужным напомнить об обещаниях, данных от его имени католическим лордам севера, как и о том, что, будучи нарушены, эти обещания сделают самый наиприскорбнейший мятеж законным в глазах Бога, ибо недаром носит меч только тот, кто носит его на благо. Я также напомнил ему о том, что правительница еретического государства вряд ли может надеяться на то, что кто-либо из христианских государей или наследников снизойдет разделить с нею престол, запятнанный кровью мучеников. Мои старания, подкрепленные глубочайшим уважением, каковое лорд-протектор питает к Вашим Величествам, поколебали его, тем паче, что сердце лорда Мерея — и из нежелания нарушать слово, и из присущего ему властолюбия и сребролюбия — также склонялось на сторону правого дела.
Узрев, что преступный замысел не находит поддержки лорда-протектора, что еретическая проповедь, в которой Нокс, злоязычный и красноречивый как Антихрист, предтечей которого он, несомненно является, не находит успеха, сей прескверный сосуд греха и оплот ереси взъярился втрое против прежнего, и едва ли не восторжествовало разделение в доме каледонской ереси. Сам жрец Содома и его приспешники, как то Александр Каннингэм, пятый граф Гленкэрн, Эндрю Стюарт, второй лорд Огилтри, сват Нокса, Вильям Киркалди из Грэнджа и другие богохульники весьма шумно вознегодовали, узнав, что вопреки обещаниям, которые якобы они получали от лорда-протектора, богомерзкие диавольские законы не будут представлены каледонскому Парламенту на рассмотрение. Особенно негодовал Джеймс Дуглас, 4-й граф Мортон, хотя и получивший пост лорда-канцлера Каледонии, этот ненасытный гонитель правой веры.
Желая отомстить за столь явное поражение, сей аспид Нокс не только попытался спустить на преданного слугу Ваших Величеств свою злобную свору, но и вошел в соглашение с альбийским негодяем, завистником и заклятым врагом королевства Толедского, Ваших Величеств и веры, послом Рэндольфом, вследствие чего еще до очередной сессии Парламента произошло некоторое число событий, которые я смею полагать двусмысленными в отношении выгоды Ваших Величеств, однако ж, лишь Ваша мудрость способна истинно взвесить их на весах прозорливости. Случилось, что по наущению ересиарха и антихристова провозвестника Нокса посол альбийский Рэндольф имел беседу с Ее Величеством Марией и сообщил ей несомненно гнусную, однако ж, убедительную, как убедительны все диавольские искушения, клевету, из которой следовало, что лорд-протектор, желая побыстрее покончить с мятежным графом Хантли, подослал к нему убийцу, и именно тем подтолкнул названного графа к вооруженному восстанию и походу на Абердин. Называлось и имя убийцы. Ее Величество, достойная, но юная дочь христианских владык, была опечалена самой возможностью подобной клеветы на достойного рыцаря и ее заботливого брата, вследствие чего между ними состоялась беседа, где королева в слезах упрекала лорда-протектора за то, что он позволил бросить тень на свое имя и дело Ее Величества, и надолго лишила его своей милости, впрочем, от двора же не удалила и принимать советы не перестала, но за альбийскую клевету лорду-протектору пришлось расплатиться с самой чувствительной для него стороны — не все северные владения, которые он уж мыслил своими, перешли под его руку. Воистину мудрое решение Ее Величества, заботящейся об укреплении казны и своей власти!
Однако, Ее Величество не препятствует лорду Мерею в его замысле предать графа Хантли суду Парламента, несмотря на то, что мятежник уже дал отчет Высшему Суду. Неблагочестивое это дело должно совершиться по несовершенству и крючкотворской природе здешних законов, восходящих к тем временам, когда несчастливое каледонское королевство составляло единое целое с безбожным и развращенным Верховным Королевством Альбы. Старый же закон гласит, что никто не может быть признан виновным в государственной измене иначе как по приговору суда, кроме того случая, когда виновный был взят на поле боя с оружием в руках, либо же был убит, сражаясь против королевского знамени. Граф Хантли умер естественной смертью и не был из-за того подобающим образом взят в плен. Соответственно, в отсутствие вердикта, большая часть его имущества, кроме тех земель, что он держал по милости короны, должна была бы перейти к старшему из его сыновей, что не приняли участия в мятеже. Ее Величество и лорд-протектор, имея намерение наградить верных и доблестных и соблазнить колеблющихся, чтобы упрочить дело короны и веры, не могли того допустить, а значит должны будут подвергнуть мятежника суду равных ему…»
Из отчета Понсе де Кабрера, полномочного представителя Католических Величеств королевства Толедского, писано 24 мая 1351 года.
* * *
— …обвиняется в том, что двадцать второго октября тысяча триста пятидесятого года от Рождества Христова участвовал в мятежном походе на Абердин с сыновьями своими Джоном, Джорджем и Адамом…
Джордж, уже освоивший умение спать с открытыми глазами и серьезным лицом, выпал из полудремы и уставился на судью. Затем на тестя. Хотел сказать что-нибудь, но решил дождаться вызова свидетелей.
— Есть ли кто-либо, способный опровергнуть это обвинение?
Тесть сидел, как ни в чем не бывало — солидная фигура, богатый кафтан, белая борода, подобающие цепи. Герцог Шательро, граф Арран, двадцать второго октября ехавший с Джорджем Гордоном, зятем, и своей дочерью в Дун Эйдин, сидел на скамье, словно не слыша вопроса.
— Виновен, — поспешно сказал судья.
Джордж попытался проснуться.
Вечером тесть пришел к нему в камеру — как всегда, в замках все решала не воля королевы или судей, а деньги, переданные стражникам. Вопреки обычаю, долгу и вежеству, зять не потрудился подняться из кресла, и даже взгляд от углей в камине не отвел.
— Сын мой, — укоризненно сказал тесть, — вы обязаны выслушать меня внимательно.
Джордж со вздохом кивнул, но не повернулся.
— Вы считаете меня предателем, но вы не знаете главного. Есть свидетели, видевшие вас на дороге рядом с отцом.
— Не сомневаюсь, — промолвил Джордж, стараясь быть вежливым. — Меня часто называли двуличным, должно быть, теперь я стал и двутелым.
— Вчера меня предупредили, и предупреждение обошлось мне дорого. Если бы кто-то стал утверждать, что вы были при мне, ваше двуличие объяснили бы колдовством! — вполголоса рявкнул тесть уже без всякой укоризны и смущения.
— Предполагается, что я перенесся туда по воздуху, а потом вернулся? — заинтересовался Джордж. Такого можно было ждать от Эрскина — он у нас известный ведьмоборец. От Мортона. Может быть, от Нокса. Но вот для Мерея это большой шаг вперед. Раньше он с такими вещами не шутил. Раньше он, впрочем, и с покойниками не воевал.
— Да почем я знаю… — уголки губ тряслись у Аррана, и руки
